Причастные отраслевые кластеры

Это не паразитизм, это – синергия

Начну главу с такого же оборота, как и предыдущую: в отличие от вспомогательных кластеров, причастные отраслевые кластеры своей деятельностью не приносят фармацевтическим компаниям прямые доходы, а, наоборот, используют продукты и опыт фармацевтов в своем бизнесе, зарабатывая на этом. Казалось бы, это и должно послужить мне поводом не писать (а вам не читать) об этих отраслевых группах слишком много. Какое, спрашивается, фармацевтам дело до того, как обстоят дела в сельском хозяйстве с генетически модифицированными яблоками и поросятами ?!

Все сказанное, тем не менее, никак не может относиться к кластеру В-1. Медицина, родная мать фармацевтической отрасли, ставшая ей в современном мире одновременно конкурентом и спорадическим союзником в сфере терапевтического воздействия на людей. Мы не сможем обойти старушку-медицину своим вниманием.

Если быть точным, медицина имеет свое представительство и со стороны вспомогательных кластеров отрасли, являясь одним из продавцов фармацевтических продуктов и становясь, таким образом, звеном в формировании добавочной стоимости фармацевтических продуктов в группе «оптовые каналы сбыта и диспенсеры». В некоторых странах, в наибольшей степени в Азии (Япония, Корея), врачи вообще являются основными диспенсерами, взвалив на себя нелегкий труд аптекарей и зарабатывая на этом больше, чем на своей диагностической или хирургической практике.

Кроме того, нельзя забывать и о том, что медицина является «лидером мнений». Она успешно продаёт эти мнения фармацевтической отрасли, чем побуждает её (а) обращать на себя пристальное внимание, и (б) ориентировать свой научный поиск на неудовлетворенные потребности пациентов в новых лекарственных терапиях. Несмотря на иронию, которая проявляется в этих словах, данные функции и роли медицины очень важны. Они находятся в наилучших интересах пациентов и соответствуют нормальной практике взаимного влияния отраслевых групп между собой, которая неизбежно приводит к эволюции знаний, технологий и результативности общественной миссии бизнеса.

Но на проблему можно посмотреть и с другой стороны. Ведь наравне с фармацевтической отраслью существует огромная по своим масштабам медицинская отрасль, превышающая по объёму продаж фармацевтическую раз в пять, и в которой фармацевтические компании выступают в качестве ключевого, но далеко не единственного вспомогательного кластера.

Продажи медицинской отрасли достигают на планете сумм в размере ТРИЛЛИОНОВ долларов в год, но проблемой её остается низкий уровень концентрации капитала. И эта проблема никогда не сможет быть решена. Кто-нибудь знает медицинские компании, капитализация которых достигает хотя бы нескольких сот миллионов долларов, не говоря уже о миллиардах. Таких медицинских компаний во всем мире меньше десяти, все они располагаются в США и относятся к категории НМО (Health Maintenance Organization — организации страхового медицинского обеспечения, включающие в себя систему госпиталей, санаториев и пансионатов для застрахованных лиц, пожилых людей, неизлечимо больных пациентов и инвалидов), а также к так называемым медицинским корпорациям — объединению госпиталей и систем обеспечения их деятельности. Этот масштаб никогда не сможет быть сопоставлен с концентрацией капитала (читай — концентрации коммерческих интересов) фармацевтов, где суммарная капитализация только десяти крупнейших компаний планеты превышает ТРИЛЛИОН долларов.

Мировая медицинская отрасль состоит из сотен тысяч небольших, маленьких и микроскопических компаний, принадлежащих государственной казне, акционерам или частным предпринимателям. Это является основой ее идеологической и рыночной раздробленности, неспособности противостоять фармацевтическим компаниям в открытом конкурентном поле в борьбе за сферы влияния и лидерство мнений. И именно это, наравне с другими важнейшими факторами, стало причиной кардинального изменения места и роли врача, сделав его зависимым от новой медицинской парадигмы 3-го тысячелетия — сетевого здравоохранения.

Пациент говорит: теперь я главный

Человек конца XX — начала XXI века сильно изменился. Он стал более независимым и теперь самостоятельно принимает решения практически во всех сферах своей жизни. Он стал более образованным и несопоставимо более информированным по сравнению даже с серединой XX века. Эти изменения не могли не коснуться мировоззрения современного человека, его самооценки и требовательности.

Столетиями человек получал медицинскую помощь в системе простых взаимоотношений пациент — врач. Пациент, таким образом, являлся носителем рыночной потребности, а врач (причем de facto весьма узкий круг врачей) был единственным, кто эту потребность пациента удовлетворял. Система предоставления медицинской помощи была при этом достаточно эффективной, но совершенно безальтернативной. Вспомните, даже еще несколько десятилетий назад мы знали в лицо своего участкового терапевта, который совершенно серьёзно брал в голову все наши проблемы и, когда медицинский вопрос превышал уровень его компетенции, сам организовывал дополнительную диагностику, консультации, госпитализацию и т.п. Так было и в СССР, и в США, и в других странах. Вы знали своего врача, а он знал вас и ваши проблемы (ну, в большей или меньшей степени, конечно).

И ведь как незаметно и радикально все изменилось! В восприятии пациента медицина из малопонятной, но очень уважаемой и наполненной доверием людей системы привилегий превратилась в одну из многочисленных коммерческих сфер, предлагающих потребительские услуги. Что-то рядом с адвокатурой и ресторанным сервисом, к которым мы также обращаемся в трудную минуту голода или конфликта с Законом. Наверное, это очень обидно читать. Но вам, уважаемые коллеги врачи, придётся с этим смириться. Ведь никто из вас не будет отрицать витальную важность пищи или оправдательного приговора. Чем витальность потребности в восстановлении здоровья отличается от этого? По сути дела ничем. И именно так думает или неосмысленно определяет в своей внутренней системе ценностей современный человек.

В мире, разумеется, остались островки архаизма. Есть страны, где вообще нет системы здравоохранения, а медицинская отрасль представляет собой набор более или менее доступных практик от шаманства до дипломированного врачевания. В таких экзотических местах пациенты по-прежнему боготворят врача, но практика в таких местах вряд ли находится в ваших планах, если, конечно, вы не решили поступить на службу в Корпус Мира.

В развитых странах и даже в крупных мегаполисах развивающихся стран новая парадигма стала определяющей и уже изменила всю систему взаимоотношений между потребителями и провайдерами здравоохранения. В центре системы принятия решений теперь стоит пациент, который самостоятельно или с помощью выбранных им самим представителей покупает услуги по устранению своих проблем со здоровьем (схема 6).

Схема 6.
Концептуальное обоснование системы сетевого здравоохранения

Так результаты опросов, опубликованные в обзоре The Healthcare Industry in Transition (Cyberdialogue, Yankelovich Monitor, 1999) показывают, что в США только 17% пациентов и всего 9% врачей считают, что врачи полностью и безраздельно отвечают за лечение больного; 44% пациентов и 77% врачей считают, что ответственность за лечение распределяется между врачом и пациентом, а 33% пациентов и 14% врачей считают, что за собственное лечение должен нести ответственность сам пациент.

Это, наверное, будет совсем нескромно, но возьмусь утверждать, что к такому положению вещей пациента (да и медицину) во многом склонила фармацевтическая промышленность. Безусловно, в росте уровня личной свободы и личного самосознания, развитии национальных экономик и финансовой независимости пациентов фармацевты не играли практически никакой роли за исключением той, которая присуща любым бизнесам, существование которых без свободы и интеллектуального развития невозможно. Но вот в формировании высокого уровня информированности и образованности пациентов в областях, связанных со здоровьем, фармацевтическая отрасль сыграла первую и главную роль.

Еще совсем недавно, а в некоторых местах и поныне, обсуждался и обсуждается вопрос корректности предоставления пациентам информации медицинского характера. Многими врачами это не приветствуется. Почему? Наверное потому, что среднему врачу весьма дискомфортно иметь дело с образованным пациентом. И, наверное, очень комфортно иметь дело с необразованным, поддерживая свой авторитет назначением aqua fontana или подобными средствами.

В своих собственных интересах фармацевтические компании сломали монополию медицины на прямое общение с пациентами, которые, в свою очередь, получили доступ к информации о заболеваниях, их симптомах и способах лечения. Понемногу, по чуть-чуть информационная брешь пробивалась. Массовые журналы, разнообразные справочники, Интернет. Потом широкая реклама ОТС-средств. Затем ситуация взорвалась разрешением в США прямой рекламы рецептурных продуктов, направленной на потребителя (DTCA). Это не замедлило сказаться на прибылях врачей (негативно) и прибылях фармацевтических компаний (позитивно).

В Интернете пациентам сегодня доступны более 15 тыс. сайтов, содержащих информацию медицинского характера (Hester Abrams, Patient is King in Pharmaceutical Marketing, Reuters, 1999). Значительная часть этих сайтов вместе с сотнями медицинских журналов, газет, телевизионных программ и т.п. поддерживается, финансируется и наполняется информацией фармацевтическими компаниями, тратящими на эти цели миллиарды долларов из своего бюджета маркетинга.

В январе 2001 года в США были опубликованы результаты опроса, проведенного Consumer Healthcare Products Association (Ассоциация потребительских товаров медицинского назначения). Выяснилось, что 59% американцев предпочитают самостоятельно заботиться о своем здоровье и лишь 41% считает необходимым при этом консультироваться у врача. Причем 90% врачей готовы рассматривать возможность назначения лекарства, предложенного пациентом (по данным другого исследования, проведенного Harris Interactive, May 2001). До 39% американских потребителей самостоятельно принимают решения об использовании рецептурного лекарства, а 96% населения страны полностью уверены в правильности своего решения о выборе того или иного способа лечения своего недуга, независимо от того, решили они обратиться к врачу или осуществляют самолечение. (Забавно, что лишь 26% американцев готовы самостоятельно поменять свою диету без консультации врача — сравните с 39% тех, кто уверен в своей способности самостоятельно назначать себе рецептурные лекарства.)

Конечно, состояние состоянию рознь. Есть проблемы, которые в принципе не могут быть решены без наблюдения у врача, хирургической операции, госпитализации или перманентных диагностики и мониторинга состояния пациента. Никто ведь и не оспаривает роль врача. Речь идет лишь о том, что эволюционно закончилась врачебная монополия на пациента, и фармацевтическая отрасль теперь наравне с медицинской является комплексным провайдером услуг в сфере здравоохранения. Иерархии в системе взаимоотношений врача и фармацевта больше нет.

Кто-то ведь должен следить за расходами!

Кроме ежечасной заботы о здоровье пациентов, медицинская и фармацевтическая отрасли едины еще в одном — стремлении зарабатывать больше. Но в этом чистом и искреннем порыве мы представляем собой яростных конкурентов в борьбе за деньги пациентов, страховых компаний и служб социального обеспечения. Растущая с каждым годом стоимость здоровья представляет собой главную причину раздражения общества, которое адресуется врачам и фармацевтам. Кто-то ведь должен следить за расходами!

В развитых странах мира эту неблагодарную обязанность делят между собой правительства, страховые компании и корпоративные покупатели медицинских услуг и лекарств (к последней группе относятся сети учреждений социального обеспечения, пенитенциарные системы, армии, медицинские службы крупных корпораций и т.п.). Корпоративные покупатели контролируют свои расходы путем переговоров с провайдерами услуг по здравоохранению и, в зависимости от своей привлекательности как покупателя, достигают лучшего или худшего результата при согласовании стоимости услуг. Но, хотя корпоративные покупатели и являются первоклассными с точки зрения отрасли, они, тем не менее, не занимаются вопросами общей политики ценообразования. Другое дело — правительства и страховые компании (как государственные, так и частные). О правительствах мы еще поговорим, а сейчас несколько слов о медицинском страховании.

Форма организации медицинского страхования может быть обязательной и добровольной. Система обязательного медицинского страхования (ОМС) является основным плательщиком за медицинские услуги в любом (или почти любом) государстве. Наполнение бюджета ОМС производится через регулярные отчисления, производимые работодателем и работником, в зависимости от заработной платы каждого работающего, а также за счёт государственного субсидирования страховых премий неработающих. По своей сущности ОМС не является страхованием, а представляет собой некую кассу взаимопомощи и механизм социальной справедливости, где люди с более высоким доходом и более здоровые оплачивают медицинские потребности людей с меньшими доходами и менее здоровых. Это утверждение основывается на том, что человек, имеющий обязательную страховку, не может в счёт своей оплаты страховой премии выбрать для себя индивидуальный страховой план. Оплата медицинских услуг производится по факту их оказания, и конкретный человек не может рассчитывать на дифференциацию их качества. Конкретный человек не может также отказаться от обязательной страховки или приобрести на эти деньги страховой медицинский продукт добровольного страхования. Впрочем, не следует рассматривать эту реплику как оппортунистическую. ОМС — абсолютно необходимый и в итоге совершенно справедливый элемент организации здравоохранения, ибо никто не знает, что случится с нами завтра.

В разных странах структура и правила ОМС могут иметь свою специфику и отличаться как размером и широтой страхового покрытия, так и составом компонентов страхуемых событий. В зависимости от этого система ОМС может иметь большую или меньшую ценность для фармацевтической отрасли. Если, допустим, в США федеральная (Medicare) и штатная (Medicaid) программы ОМС через уполномоченные компании и учреждения (HMO, MCO, РВМ) оплачивают пациентам значительную долю стоимости лекарств даже при амбулаторном лечении, предоставляя более 150 млрд. долларов в год на покрытие стоимости лекарств, то, например, в России, федеральная программа ОМС оплачивает (и то не полностью) лишь те медикаменты, которые назначаются пациенту при госпитальном лечении (общая сумма финансирования лекарственного обеспечения не превышает 1 млрд. долларов в год) (без учета программы ДЛО). Поэтому в США фармацевтические компании учитывают при формировании своих стратегий позицию национальной системы ОМС, а в России, по причине отсутствия в этом коммерческого смысла, нет, или практически нет.

Добровольное медицинское страхование представляет собой дополнение к обязательному и даёт возможность людям с достаточными доходами выбирать для себя индивидуальные страховые планы, отражающие уровень собственной требовательности к качеству медицинской помощи. В сравнении с масштабами ОМС, добровольное страхование представляет собой несопоставимо меньший рынок, оцениваемый даже в США в размере не более 100 млрд. долларов в отношении услуг как медицинской, так и фармацевтической отраслей.

Независимо от формы собственности, все без исключения компании, предоставляющие пациентам услуги по медицинскому страхованию и по организации помощи в проблемах со здоровьем, являются участниками хозяйственного оборота, что заставляет их целенаправленно и упорно стремиться к снижению собственных рисков, оптимизации расходов и формированию устойчивой модели бизнеса в изменяющихся условиях рынка. Эта мотивационная составляющая медицинского страхового бизнеса противопоставляется рынком прямой и непосредственной заинтересованности провайдеров здравоохранения в развитии своих продаж и прибылей, давая возможность контролировать запросы врачей и фармацевтов.

Главным механизмом контроля коммерческих амбиций фармацевтической отрасли в условиях современной развитой рыночной экономики становится определение внятных условий доступа лекарств в те системы их использования, которые финансируются страховыми компаниями. Как уже говорилось выше, рынки США, Европы и Японии представляют собой в этом смысле очень привлекательный приз, и фармацевтические компании готовы настойчиво искать компромиссы, чтобы обеспечить пенетрацию своих продуктов в эти экономические пространства. Дверью, ведущей лекарства в систему страхового финансирования, является формуляр, а ключом от этой двери — фармакоэкономическое обоснование.

ДЛО

Программа дополнительного лекарственного обеспечения отдельных категорий граждан, имеющих право на государственную социальную помощь, в фармацевтическом просторечии именуемая ДЛО, стала самой масштабной общегосударственной лекарственной программой со времени введения обязательного медицинского страхования и не оставила в стороне ни одного российского фармацевта. Целью программы было достижение единого федерального стандарта лекарственной помощи амбулаторным пациентам, имеющим, в соответствии с законодательством, особые привилегии перед обществом (инвалиды, ветераны и т.д.). Перед нами в этой книге не стоит задача дать подробное описание планов и результатов программы, поэтому коснёмся этого вопроса предельно кратко.

Анализ действовавших на территории России до 2004 года региональных программ лекарственного обеспечения социально незащищенных граждан выявил колоссальную диспропорцию в возможностях граждан реализовать свои данные законодательством права, которая стала отражением крайней неравномерности экономического развития субъектов Российской Федерации (таблица 13).

Таблица 13.
Расходы некоторых субъектов Российской Федерации на льготное лекарственное обеспечение в 2004 году

^{По результатам мониторинга 2004 г.}

Поэтому перед реформированным Министерством здравоохранения под руководством М.Ю. Зурабова встала задача найти организационное решение проблемы таким образом, чтобы 14,5 млн. российских граждан могли получать необходимые им лекарства независимо от того, проживают они в Москве или в Усть-Пропащинске.

Решение было найдено. Программа заработала. Не критиковал ее только ленивый, но факты остаются фактами — объем потребления лекарств подзаконными категориями граждан увеличился за один только 2005 год примерно на 30 млрд. рублей (с учётом вычета сумм, ранее переводившихся в регионы в виде субвенций). Рынок дополнительно вырос на 15%.

И что мы с этого будем иметь?

Совершенно антимаркетинговым, но, без всякого сомнения, разумным изобретением компаний и учреждений, вовлеченных в страховое финансирование приобретения лекарств пациентами, стало создание формуляра, т.е. систематизированного и квалифицированного перечня лекарств, применение которых оправдано с точки зрения страховых бюджетов и целей страхования. Состав формуляра отражает подходы и требования только конкретных страховых программ и не является универсальным инструментом. Тем более он не имеет ничего общего с регуляторным порядком разрешения доступа лекарств на рынок. Формуляр это не Фармакопея и не национальный регистр лекарств. Включению в формуляр подлежат только уже разрешенные к применению лекарственные продукты, а отказ во внесении продукта в формуляр не означает, что он не может продаваться на рынке иным образом. В свою очередь формуляр, например, Regency Blue Shield может отличаться от формуляра Wellpoint Health Systems и отражает лишь процедуру, качественный и количественный состав страховой программы.

Вопрос о включении конкретного продукта в формуляр решается на основании фармакоэкономической оценки целесообразности его использования. В связи с этим ясное понимание отличий формуляра от регистра лекарственных средств является очень важным. На моей памяти были горячие чиновничьи головы, которые совершенно серьёзно предлагали сделать в России фармакоэкономическое обоснование нового лекарственного продукта критерием для его государственной регистрации. Представьте себе, насколько прибыльной франшизой может стать реализация этой идеи в условиях российской бюрократической машины! Но давайте лучше поговорим о фармакоэкономике.

Как направление экономики медицины фармакоэкономика сформировалась в своём нынешнем содержании в 80-х годах XX века и явилась эволюционным продолжением исторической аналитической модели, учитывавшей лишь прямую затратную составляющую лекарственной терапии. Современная фармакоэкономика соотносит эти затраты с прямыми и косвенными клиническими результатами терапии, общественными показателями, а также с очень сложным в экономической оценке параметром качества жизни пациента. Таким образом, можно дать следующее определение: фармакоэкономика — это раздел экономики медицины, изучающий социально-экономические последствия применения лекарственных средств. Как следствие, фармакоэкономика оперирует относительным денежным показателем «преимущества/затраты лекарственной терапии», где и числитель и знаменатель должны иметь количественную денежную оценку. И если с затратами всё более или менее понятно, то оценка «преимуществ» представляет собой решение противоречивой задачи, неустойчиво балансирующее на неочевидной границе прагматики и этики.

В оценке затрат на осуществление лекарственной терапии при помощи конкретного продукта принимаются во внимание прямые первичные, прямые вторичные и косвенные затраты. Так, прямая стоимость курса применения лекарства у пациента может состоять из его непосредственной стоимости, стоимости других лекарств, применяемых вместе с основным, затрат рабочего времени медицинского персонала на подготовку лекарства к применению и само применение лекарств. Вторичные затраты могут включать в себя стоимость лечения побочных эффектов, дополнительные затраты времени медицинского персонала, возникающие в связи с этим, затраты на содержание пациента в госпитале на время лечения, опционное диагностическое сопровождение терапии и т.п. Косвенные затраты не связаны с терапией per se и включают в себя, например, затраты, образующиеся вследствие неработоспособности пациента во время терапии и, как следствие, приводящей к потере доходов.

Преимущества, которые медицина, пациент и общество получают вследствие использования определенного продукта, могут определяться как прямой и понятный результат восстановления здоровья человека и его возврат к активной деятельности, а могут детерминироваться и сложными в экономической оценке понятиями QALY (guality-adjusted life year) и QoL (guality of life). Особенностью количественной оценки преимуществ лекарственной терапии (как, собственно, и терапии вообще) является отсутствие ясного расположения медианы в математическом множестве гипотетических преимуществ. Рассмотрим этот тезис чуть более подробно на абстрактном примере.

Предположим, что фармакоэкономической оценке подвергается новое средство, предназначенное для терапии рака молочной железы. Как считать преимущества его использования? Наиболее часто рак молочной железы встречается у женщин возрастной категории старше 40 лет. Следовательно, абсолютное число женщин в этой популяции, которые могут получить излечение новым продуктом, значительно выше, чем в популяции 20-39 лет, где это заболевание встречается заметно реже. Однако излечение молодой женщины имеет больше общественных преимуществ, чем излечение женщины более старшего возраста, вследствие того что молодая женщина имеет в резерве больше активных лет жизни, а в результате излечения могут быть рождены дети, которые, в свою очередь имеют дополнительную ценность для общества. Это, так сказать, прямые следствия. Но, кроме этого, использование нового продукта увеличит среднюю продолжительность жизни и повысит ее качество. Количество активных лет жизни молодой женщины также превышает аналогичный показатель женщины более старшего возраста. Качество жизни является наиболее сложным в количественном определении показателем. Здесь следует учитывать даже такие факторы, как общественная выгода от возврата человека к своему хобби, улучшение его эмоционального состояния, которое, в свою очередь, сказывается положительно на рабочих мотивациях и на общении с детьми.

Качество жизни (QoL) определяется как утилитный фактор в промежутке от 0 (смерть) до 1 (полноценное здоровье). Год качественной жизни (QALY) определяется как количество дополнительных лет жизни, которое получают пациенты в среднем при использовании нового продукта, умноженное на утилитный фактор качества жизни. Так, например, 10 дополнительных лет жизни с утилитным фактором 0,5 (50% активности) дает 5 QALY. А общественная ценность одного QALY определяется в зависимости от экономических параметров деятельности соответствующего общества.

И вот здесь возникает главная этическая коллизия. Если следовать только экономической модели, то из-за низкого валового дохода на душу населения в развивающихся странах экономически более обоснованным становится наоборот способствовать смерти людей (!), чем предоставлять им современные средства лечения только потому, что ни прямые преимущества возврата человека к нормальной жизни, ни показатели QALY в таких странах не смогут оправдать затраты на лечение. Так, в одном исследовании (Arthur D. Little, 1992) было показано, что возросший уровень смертности среди курильщиков в Чехии сохранил бюджету страны больше денег, чем могло принести лечение заболеваний, связанных с курением. Поэтому фармакоэкономика является на сегодняшний день роскошью, доступной лишь развитым странам мира. Или как сказали бы марксисты — служанка империализма.

Развивающимся странам доступны лишь ограниченные фармакоэкономические модели, исповедующие в основном сравнение между собой совокупных прямых затрат на лекарственную терапию в стремлении к линейному снижению цен и использующие паллиативный, ограниченный доступ к параметрам качества жизни. Чтобы пояснить последнее, приведу известный мне пример, когда независимо от теории, в реальной российской медицинской практике качество жизни терминальных онкологических больных определяется лишь как наличие или отсутствие у них болевого синдрома. Это, как считается, a priori должно повышать все параметры утилитного фактора качества жизни. На этом фоне более тонкие свойства продукта, имеющие тем не менее, основополагающее значение, такие как содействие улучшению настроения, изменению у больного самооценки своего состояния, мотивирование больного на продолжение борьбы с болезнью, во внимание не принимаются.

Никто не возьмется утверждать, что принципы и параметры фармакоэкономических обоснований новых лекарственных терапий уже окончательно сформировались. Как уже было сказано выше, оценка терапевтических преимуществ новых продуктов является не абстрактным стремлением доказать истину. Она существует исключительно в коммерческих условиях, когда покупатель (страховые бизнесы) настроен на то, чтобы просто платить меньше, а продавец (фармацевтические компании) нацелен на получение больших доходов. Борьба «медведей и быков» способствует перманентной эволюции фармакоэкономических критериев. В мае 2002 года Academy of Managed Care Pharmacy (США) выпустила Руководство под названием «Формат подачи документов для включения в формуляр». Это Руководство было поддержано МСО, НМО и РВМ, представляющих интересы более 110 млн. американских пациентов. Было предложено ужесточить требования к предоставлению фармакоэкономических обоснований новых лекарственных продуктов и переосмыслить параметры тех продуктов, которые уже включены в формуляры. По оценкам представителей фармацевтической отрасли, более 40% новых продуктов могут иметь все шансы выпасть из существующих формуляров или не попасть в них (D.Balekdjian, M.Russo, Raising the Bar, Pharmaceutical Executive, November, 2002).

Прочие причастные кластеры

Как и обещалось в начале главы, лишь коротко коснемся описания прочих причастных кластеров:

а) компании-потребители разработок фармацевтической отрасли в области ветеринарии, биотехнологии и генной инженерии. В ходе исследований, проводимых фармацевтическими компаниями, параллельно основным результатам получаются вторичные, которые могут с успехом применяться в других отраслях, использующих биологические объекты в своем бизнесе. Это может относиться к технологиям генной модификации, к моделям культуры клеток или тканей, к химическим процессам, к аналитическим методикам и многому другому. Подобные вторичные разработки, не представляющие коммерческой ценности для Большой Фармы, лицензируются в смежные отрасли и с успехом используются теми в аграрном, животноводческом бизнесе, промышленной химии, фундаментальных биологических исследованиях и т.п. Кроме того, ветеринария представляет собой небольшой, но все же рынок для фармацевтических компаний. Правда, нужно признать, что интерес фармацевтов к ветеринарии совсем незначительный, проявляется обычно среди дженериковых компаний и имеет тенденцию к дальнейшему снижению;

(б) учебные организации. В этой группе присутствует очень интересное противоречие, на котором следует остановиться. Часть учебных заведений, поставляющих в фармацевтическую промышленность молодых специалистов, относится к вспомогательным кластерам отрасли. Это те, кто готовит ученых, менеджеров, технологов и т.п. В то же время нельзя таковыми считать традиционные фармацевтические школы, готовящие аптечных специалистов. Эту группу сегодня можно отнести только к причастным кластерам. Аптеки не находятся больше в центре фармацевтических событий и, сыграв свою историческую роль, переместились во вспомогательную группу, встав в один ряд с продовольственными магазинами, заправочными станциями и прочими диспенсерами. В подтверждение этому в развитых фармацевтических рынках потребность в аптечных специалистах падает год от года. За период 1994-1999 гг. в США число абитуриентов, поступавших на фармацевтические факультеты университетов и колледжей, сократилось на 33%. Аптечные работники не выдерживают конкуренции с супермаркетами и аптечными автоматами, продающими лекарства. Перспектива вернуть экстемпоральную рецептуру в развитых странах равна нулю. Отрасли теперь нужны промышленные фармацевты и больше не нужны аптечные. И здесь я не удержусь, чтобы не привести маленькую авторскую цитату;

Информационная вставка

Аптеки исчезают

...Еще один флажок третьего тысячелетия. Аптеки исчезают. Дагерротипом прошлого остаются в нашей памяти собирательные образы аптекарей Пеля и Голдблюма. Экстемпоральная рецептура размазана по страницам двадцатого века и изъята как просроченная. В условиях индустриального общества, развитых коммуникаций, Интернета, аптека и аптекарь перестают быть нужными. Но не перестает быть нужной профессия фармацевта. За период с 1993 по 1999 гг., только в США фармацевтические компании создали более 150 тыс. новых рабочих мест. Перемещаются лишь акценты и, в действительности, все больше и больше людей на планете могут сказать сегодня: pharmaceutae sunt. И лишь на бескрайних просторах развивающихся стран, в завывающей пурге или под палящим солнцем, при отсутствии иных развитых коммуникаций, стоят почтовые станции аптек, меняя путникам заезженных лошадей. Мы уже самая трамвайная страна мира, скоро станем самой аптечной.

Новости Недели, Выпуск 50/00 (53), 17 декабря 2000 года

(в) банки, прочие финансовые институты, консультанты, участвующие в финансировании бизнеса и информационном обеспечении инвестиций. Акции фармацевтических компаний расходились в конце XX—начале XXI веков как горячие пирожки. Высокая доходность и надежность вложений в фармацевтический бизнес сформировали устойчивый спрос на это со стороны финансовых рынков и привели к возникновению развитой инфраструктуры поддержки инвестиций и движения капитала. Размер глобального банкинга, связанного с фармацевтическими компаниями, составляет ровно столько, во сколько оцениваются продажи фармацевтических продуктов на планете, т.е. более 660 млрд. долларов в год. В связи с недоступностью в открытых источниках каких-либо совокупных данных предположу, что сумма, которую банки ежегодно зарабатывают на отрасли, составляет около 2,5 млрд. долларов, если исходить из гипотетической предпосылки средней ставки 6% годовых, норме оборотного капитала в размере 3 месяцев и условии, что 25% денежного потока финансируется извне. Инвесторы зарабатывают еще больше. Дивиденды акционеров только трех крупнейших фармацевтических компаний планеты, Pfizer Inc, GSK и Merck & Со, составили по итогам 2002 года сумму более 15 млрд. долларов наличными без учета изменений рыночной стоимости акций. Характеризуя бизнес, связанный с информационным обеспечением фармацевтов и их инвесторов, уместно привести пример американской компании IMS Health Inc, которая уже много лет является глобальным лидером в сфере фармацевтической информации. В 2007 году продажи отраслевой информации IMS Health Inc составили почти 2,2 млрд. долларов;

(г) средства массовой информации. Фармацевты являются для этой отраслевой группы желанными и многообещающими клиентами. Только в США рекламные бюджеты фармацевтических компаний, адресованные СМИ, превысили в 2004 году 4 млрд. долларов (IMS Health, 2005). Эта сумма не включает в себя затраты на рекламу в профессиональных изданиях и работу медицинских представителей. Другая сторона интереса СМИ связана с регулярным ньюсмейкерством фармацевтов. Не проходит ни одной недели (а то и дня), чтобы каждое из ведущих изданий планеты не включило в выпуск тему, которая так или иначе связана с фармацевтическими компаниями. Это и любимые всеми споры о дороговизне новых лекарств, и информация о новых достижениях фармацевтической науки, и репортажи с финансовых площадок, увлеченно торгующих фармацевтическими акциями.

Вот и все о причастных кластерах. Взаимному влиянию основных и причастных кластеров уже было уделено внимание выше, и мне добавить к этому нечего.